267-й ОПАБ, 3-я рота

1.	2.. .	3.
3 фотографии	9 фотографий	8 фотографий
4. 5.
6 фотографий........................................................................9 фотографий

"Гитлеровцы вели ураганный артиллерийский огонь из деревни Парицы. Политрук Крынкин вынужден был оставить наблюдательный пункт в старой кирхе и перебраться в один из дотов. Пять железобетонных дотов, установленных на развилке Лужского и Кингисеппского шоссе, были замаскированы под домики дачного типа. Немцы до начала этого боя так и не выявили точного расположения наших огневых точек. Постройки, каких много стояло в окрестностях Гатчины, ничем не привлекали их внимания. Разрывы вражеских снарядов ложились далеко от артиллерийских позиций ополченцев.
Становилось ясно, что теперь гитлеровцы попытаются захватить Малые Колпаны, наступая не по Лужскому, а по Кингисеппскому шоссе.
Так и случилось.
После непродолжительного артиллерийского налета колонна танков с автоматчиками на бортах и мотопехота устремилась к Малым Колпанам именно по этой дороге.
Наш рубеж обороны ожил для врага внезапно. Пушки всех дотов одновременно ударили по колонне. Загорелось пять танков. Один из снарядов попал в автомашину, на которой, по всей видимости, находились ящики с боеприпасами. Взрыв вызвал страшную панику среди мотопехоты. По разбегающимся пехотинцам ополченцы открыли огонь из пулеметов и минометов.
Обходной маневр у Малых Колпан не удался врагу. И тогда по нашим позициям вновь начала бить артиллерия неприятеля, но железобетонные стены дотов надежно уберегли ополченцев от снарядов и осколков.
Вскоре на наши позиции опять двинулись цепи автоматчиков. Они наступали под прикрытием танков. Бой на этом участке достиг наивысшего напряжения. Но и эта вражеская атака была отбита.
Мужественно дрались с врагом гарнизоны дотов Кучерова, Васильева, Гуревича, Астратова.
Много лет спустя в Центральном архиве Министерства обороны СССР я увидел наградные листы на командиров и бойцов третьей роты, особенно отличившихся в боях 12 сентября 1941 года. Политрук Иван Крынкин был представлен к ордену Красной Звезды. О помощнике командира роты Сергее Петровиче Гусарове в наградном листе было сказано: «Во время боя в районе Малых Колпан, несмотря на огромную опасность для жизни, он переползал из дота в дот, приводил в боевую готовность орудия, которые в процессе боя получили повреждения. Лично им эти орудия были исправлены, и их расчеты снова вступали в бой с противником, наступавшим с Кингисеппского шоссе, расстреливали его танки почти в упор. В этом бою товарищ Гусаров был тяжело ранен...»
«Младший сержант, командир дота №5 Астратов Петр Павлович, 12 сентября, находясь в Малых Колпанах, прямой наводкой уничтожил три танка противника, прикрыл отход батарей, находящихся в Больших Колпанах», - свидетельствовал другой наградной лист.
«Командир взвода Зимин Василий Федорович 12 сентября в районе Гатчины-Товарной отстоял свой рубеж, не дав врагу с тыла проникнуть в деревню Химози», - говорилось в боевой характеристике на моего старого друга."
Н.А.Прохоров "В суровый час", стр. 125, 126 (Полный текст)

"Ополченцы, не получив 12 сентября приказа об отходе, стояли крепко, несмотря на то, что к вечеру немцы зашли им в тыл.
Секретарь партбюро батальона Николай Харитонович Митьковец и сопровождающий его связной третьей роты в густом тумане благополучно вышли к гатчинской товарной станции и к утру 13 сентября добрались до Малых Колпан. Их встретил политрук Крынкин.
Приказано отступать, Иван Сергеевич, - передал приказ комбата Митьковец и объяснил сложившуюся вокруг Гатчины обстановку.
Вскоре к доту, который находился возле шоссе у Малых Колпан, стали подходить бойцы со всех огневых точек. Первыми пришли артиллеристы из дотов Астахова и Васильева. Астахов сообщил горькую весть: фашистские автоматчики уничтожили дот на правом фланге, где командиром расчета был Гуревич. Окруженные артиллеристы бились до последнего. Никто не сдался врагу.
В Малых Колпанах после выхода из строя всей техники в дотах Митьковец отдал приказ: вдоль озера, по проселочной дороге выйти к деревне Химози и соединиться со второй половиной роты, чтобы сообща искать пути отхода.
Густой туман позволил ополченцам покинуть Малые Колпаны незаметно для врага. До Химози свыше восьмидесяти ополченцев добрались без потерь.
Здесь на утро 13 сентября насчитывалось около трехсот ополченцев, которые заняли круговую оборону."
Там же, стр. 147 (Полный текст)

наверх

Н. Г. ЕНИШЕВ, бывший командир 7-й батареи 365-го отдельного артиллерийского дивизиона:

"После долгих поисков нахожу очень подходящее место для НП — кирху, что на юго-западной окраине Гатчины. Обозрение отличное. Устраиваемся в башне кирхи. Устанавливаем наблюдение за противником и связь с командиром 267-го пулеметно-артиллерийского батальона.
Что день грядущий нам готовит? Не хотелось бы покидать эту прекрасную обитель.
Ведем разведку противника, наблюдаем передвижение немцев через деревню Лядино в направлении Пижмы. Наши сведения о противнике, очевидно, представляют определенную ценность, так как меня часто беспокоят расспросами о немцах начштаба и командир дивизиона. Я расхваливаю им свой НП, чтобы некоторое время удержаться на кирхе.
26 августа произвел пристрелку северной окраины Киви-Ярви. И тишина! Мы не стреляем, и немцы ведут себя тихо. Изредка бросят пару мин — и снова спокойствие.
27 августа, 9.30 — наблюдаю скопление машин в районе деревень Б. Тяглино—Курема. Докладываю командиру дивизиона. Получаю разрешение на открытие огня. Снаряды накрывают цель. Невероятная паника у врага. Более тридцати снарядов выпущено по обнаглевшим немцам. Все куда-то быстро попрятались. Что-то горит, а что — определить трудно.
13.30. Разведчик доложил, что в деревне Черницы немцы. Сел к стереотрубе. Да, немцы прячут машины. наблюдается большое движение солдат. Урок, преподанный им утром, дал результаты: стали маскировать и укрывать технику. Через Большое Тяглино и Курему проходят на больших скоростях только одиночные машины.
Опять докладываю обстановку командиру дивизиона, и в 14.00 батарея открыла огонь по Черницам. Очень здорово! От души радуемся. Но вот возле кирхи разорвались первые мины, и еще через некоторое время десятки разрывов потрясают здание. Приказал всем, за исключением телефониста и командира отделения разведки Щевеля, спуститься вниз. Становится жутковато, здание сотрясается, осыпается штукатурка, а вот и удар по нашей башне. Взрывной волной меня отбросило от стереотрубы. что-то теплое наполнило рукав гимнастерки. Щевель, ничего не говоря, бросился вниз. Через некоторое время наверх прибежали разведчики и лейтенант Плиговка. В ушах непрерывный шум, тошнит. Левым ухом ничего не слышу. Лейтенант Плиговка говорит:
— Вы ранены. Как себя чувствуете?
— Ничего, не смертельно.
Щевель сбегал в дот за санинструктором Тамарой, расторопной, миловидной девушкой. Она сделала мне укол и перевязку.
— Вас надо отправить в госпиталь, — сказала.
Отказываюсь, категорически отказываюсь оставить НП. Спустили меня вниз, на «полати». Со мной остается Щевель.
— Вот и вам досталось, товарищ лейтенант, — говорит Щевель.
— Ничего, Щевель, мы еще повоюем.
Ночью меня бросало в дрожь и озноб. Утром Щевель еще раз сходил за Тамарой. Сделали перевязку, разобрались в моих ранениях. Я был ранен в левую руку, плечо, ногу и лицо. В лицо впились десятки мелких осколков. Когда я посмотрел в зеркало, то сам себя не узнал, впечатление такое, что болею оспой. Это очень меня огорчило.
Весь день 28 августа провел на «полатях». Батареей управлял лейтенант Плиговка. Командование дивизиона было довольно нашей работой. А вечером меня навестил начальник штаба дивизиона старший лейтенант Н. В. Кириллов, чему я был очень рад.
29 августа я уже мог подняться на НП. Обнаружил в Киви-Ярви скопление танков и автомашин. Открываю огонь, батарейцы работают хорошо, темп огня высокий.
Вторично наша кирха подверглась сильному обстрелу. Пришлось спускаться вниз. Здание непрерывно содрогается. Слышу, как на пол падают обломки кирпичей. Обстрел продолжается долго. Работать (стрелять) нам приходилось ежедневно. Для обеспечения нас снарядами были привлечены машины 8-й и 9-й батарей.
Теперь приходилось выискивать противника. Движение на дороге Б. Тяглино—Курема в дневное время прекратилось. Немцы стали бояться нас, сбили мы с них спесь. Приходилось стрелять и ночью. Чтобы ввести противника в заблуждение, часто производили смену огневых позиций. Бывало, немцы обрушиваются на обнаруженную огневую позицию, а батарейцы в это время уже на новой. Только один раз им удалось на-крыть своим огнем ОП в районе совхоза «Хохлово», но все обошлось благополучно. Применяли и хитрость. Брали крестьянские телеги, клали на них бревна, ма-скировали и оставляли все это на покинутой ОП. Немцы дважды бомбили такую ОП.
3 сентября немцы в третий раз обрушились на кирху. Осталась без крыши и потолка. Задыхаемся от гари и пыли. Трудно приходится тем, у кого слабые нервы.
Наученные горьким опытом, немцы прекратили передвижения днем, но мы видели, что делают они теперь это ночью, так как часто наблюдали вспышки огня в направлении Куремы. Чтобы помешать противнику, мы выпускали по вспышкам до десятка снарядов.
<...>
6 сентября нашу обитель обстреляли из тяжелых орудий. Все, за исключением разведчиков, спустились вниз. Страшной силы взрыв потряс здание. Ну, думаю, вот и конец пришел. Целый час мы недвижно лежали на «полатях». Наконец наступила тишина. Поднимаю голову, но кругом такая мгла, что ничего не вижу. Едкий дым и пыль ползут вверх, нечем дышать. Слышу голоса — значит, живы. Кричу:
— Кто живой, подняться! Все на улицу!
Ко мне подбегает командир отделения разведки Щевель, и мы спускаемся вниз по лестнице. За нами потянулись и другие. Вижу, на полу лежит телефонист. Он стоял на посту у входа в кирху. Подбегаем, трясем его, но никаких признаков жизни. Кто-то припал к его груди ухом. Слышу радостный крик:
— Жив! Жив!
Поднимаем, задаем вопросы, а он молчит, на ногах не стоит, валится как подкошенный. Долго мы с ним возились. Открывает глаза, а на вопросы не отвечает. Наконец появились признаки жизни. Зашевелился. Удалось поставить его на ноги. Наступила тишина, все взоры устремлены на телефониста. И вдруг эту тишину нарушил голос телефониста:
— А где мой телефон?
Взрыв смеха покатился по кирхе.
— Счастливчик, — сказал кто-то из разведчиков. И опять взрыв смеха. Раздели парня. Стоял в чем мать родила. Искали ранения, но ничего не нашли. Не обнаружили даже царапины.
— Одевайся, — сказал я.
Отдышавшись, заняли свои места. Немцы бомбили Гатчину, разбрасывали листовки.
7 сентября обнаружили стреляющий минометный взвод. Зуб загорелся, надо пощекотать бока немцам. Спрашиваю разрешение у командира дивизиона на открытие огня. Разрешение получено. Открываю огонь. Долго нам пришлось приводить в чувство немецких минометчиков. Но мы своего добились.
<...>
8 сентября. В два часа ночи позвонил командир стрелкового полка дивизии народного ополчения и попросил открыть огонь по Сапполову, где скопилось до полка немцев. О разговоре я доложил командиру дивизиона. Он разрешил израсходовать 40 снарядов. Все 40 снарядов были отправлены по назначению, и командир стрелкового полка нашей работой остался доволен. По рассказам разведчиков, снаряды рвались в районе цели. Никто в эту ночь не спал. Какая-то тревога будоражила душу. Завтракали, не покидая своих мест.
Лейтенант Плиговка о чем-то говорил со Щевелем, до меня долетели слова лейтенанта:
— Хотя бы обстрелял, что ли, нас, супостат, а то тоска такая, что...
— Типун тебе на язык,— с сердцем сказал я. Долго ждать обстрела не пришлось. Немцы открыли ураганный огонь по Гатчине и нашей кирхе. Через некоторое время он прекратился. До нас докатилась сильная артиллерийская канонада с направления Корпикова.
В 15.00 до сотни фашистских стервятников начали бомбить Гатчину. Но какая радость — появились наши самолеты. Молодцы! Наблюдаем, как одна наша «чайка» вступила в неравный бой. Сбила один самолет.
— Молодец летчик! Вот это мастерство! Вот это мужество! — восхищались разведчики.
Всю Гатчину заволокло дымом. Ждем, когда немецкие летчики обрушат свой груз на нашу кирху. Видимости никакой, кромешный ад, светопреставление. Думаю, вот и наступил конец...
Есть желание позвонить командиру дивизиона, но в 15.40 он сам позвонил мне и приказал перенести НП в район Гатчинской мельницы, а ОП занять на опушке леса, в районе Малого Пегелева."

Н.Г. Енишев, "Тяжелый дивизион" (Полный текст), в книге "Цитадель под Ленинградом", стр 95-101

Н. Енишев, "И прозвучала команда "огонь!" (Гатчинская правда, 2 февраля 1980г.):

[44-й год] "А моему бывшему командиру взвода Н.И. Плиговке здорово повезло. Командуя батареей, он прошел через город и раньше других войск вышел на южную окраину и обосновал свой НП на кирхе. Он уже после войны мне рассказал, что с трепетом в сердце приближался к кирхе, опасаясь, как бы она не была заминирована немцами. К счастью, обошлось все благополучно. Вошел в кирху и сразу же направился наверх. Такое впечатление, что после нас никто здесь не бывал. Вот и серая балка, на которой в 41-м 14 суток несла боевое дежурство наша стереотруба. Не мог удержаться от искушения, чтобы по-солдатски не обнять ее. Потом нашел еле заметное отверстие от штыря прибора. И в это отверстие балки через два года четыре месяца и шестнадцать дней снова ввернули штырь и закрепили на нем стереотрубу. Началось вновь боевое дежурство..."

наверх